В ХV-ХVIII вв. Карачай представлял собой независимое этнополитическое образование. Этому способствовали целый ряд условий. Во-первых, географическое положение: карачаевцы проживали в горных районах Центрального Кавказа, вдали от плодородных равнин, которые, в первую очередь, становились объектом захватнических устремлений; во-вторых, в XV-XVII вв. Крымское ханство – наиболее мощное политическое образование, географически близкое к Карачаю, было занято борьбой на других «фронтах» – против Московского государства, Ногайской Орды, калмыков и т.д. Баксанские и верхнекубанские карачаевцы ни формально, ни фактически так и не вошли в орбиту влияния Крымского ханства (хотя оно, судя по материалам карачаевского фольклора, и предпринимало отдельные попытки); в-третьих, соседняя Грузия в ХV-ХVII вв. не представляла собой единого государства и была крайне ослаблена борьбой с внешними врагами, да она традиционно и не старалась проводить экспансию на Северном Кавказе; в-четвертых, в ХV-ХVIII вв. Кабарда переживала период становления. Феодальные междоусобицы раздирали ее. Кроме того, кабардинским князьям приходилось заботиться о сохранении своей самостоятельности перед натиском могущественных соседей — крымских и ногайских ханов, кумыкских шамхалов.
При такой расстановке основных этнополитических сил и некотором удалении от основного северокавказского «театра военно-политических действий» застают карачаевцев письменные источники. Епископ Иоанн де Галонифонтибус в 1404 г. отмечает, что каратаркасов никто не посещает, подчеркивая тем самым их некоторую изолированность в силу географического положения и независимость их общества. О политически независимом характере карачаевского общества свидетельствуют источники последующих четырех столетий. Даже автор ХIХ в. — В. Шевцов пишет: «Карачаевцы, живущие на высотах под Эльбрусом, народ немногочисленный, но храбрый и независимый…».
Ко времени В. Шевцова в результате чумных эпидемий (1670 г., 1793-1808 гг.) была прекращена жизнь во многих карачаевских селениях, раскинувшихся по долинам Зеленчуков, Лабы, Теберды, Джегутинско-Джаганасском районе и др. местах. Отсюда и «немногочисленность» карачаевцев. В источниках указанного 400-летнего отрезка времени между свидетельством Иоанна де Галонифонтибуса и В. Шевцова также нет упоминаний о зависимости Карачая. Это такие источники, как отписка воеводы Дашкова (1629 г.), статейные списки Ф. Елчина и Н. Захарьева (1639-1640), Толочанова и Иевлева (XVII в.).
Таким образом, в ХV-ХVII вв. Карачай, мирно сосуществуя с соседними народами, представлял собой независимое этнополитическое образование со своеобразной системой управленческих отношений и институтов. Из них наиболее представительным и авторитетным органом власти в Карачае являлся Общенародный Тёре (Халкъ Тёре). Термин «тёре» происходит от тюркского слова «тёр» — почетное место для гостя у домашнего очага. Слово «тёре» в значении «закон», «обычай», «объединенная законом народная масса» встречается еще в раннесредневековых тюркских памятниках Восточной Сибири (VII-VIII вв.). Как отмечали ученые, Тёре — древний институт власти, уходящий корнями в гунно-болгарскую среду. В Карачае он имел значение и совета старейшин. В Общенародный Тёре Карачая входили представители всех селений (обычно по три человека), избиравшиеся на срок в несколько лет (по некоторым сведениям на 6-7 лет).
Общенародный Тёре рассматривая важнейшие вопросы, касавшиеся всего Карачая: сбора народного ополчения для защиты от внешнего нападения, разбора имущественных споров между жителями разных селений, уголовные дела, преступления против общественной морали. Такова, в общем, была система управления в Карачае, просуществовавшая вплоть до первой трети XIX в. включительно и упраздненная, в связи с присоединением Карачая к России.
